Как тень взлетает безымянной птицей
Над рыжей умирающей листвой,
Так прошлое сгорает и дымится
Костром из листьев возле мостовой.
Скорей уйти – туда, где нет вопросов,
Где под подушку спрятана печаль!..
А город в ожидании морозов
Глядит огнями в гаснущую даль.
В нём стен кирпичных хмурые преграды,
Решёток ржавчина и суета сует.
В нём каждый ждёт пощады и награды –
Но ни того и ни другого нет…
Он ляжет спать, спесивый, суетливый,
Мечтая, притворяясь и хандря,
Под пасмурным, холодным, тёмно-серым
Туманным одеялом октября.
А ты, свою бессонницу настроив,
В который раз взлетишь над ним во сне –
И дождь твоих стихов его накроет
В знак мира в неначавшейся войне.

* * *

По стихам из петербургской нищей тьмы,
По краям, где от сумы да от тюрьмы,
Не меняется от перемены мест,
Где с другой пересечётся – будет крест –

К небесам ведёт дорога по земле…
Ветер пасмурный испачкался в золе,
В небе тают грозовые облака,
Дождевой водой наполнена строка.

19 октября

В России всё напоминает стих –
Мечты, надежды, осень, грязь, невзгоды…
А Пушкин едет на перекладных
К себе в деревню за глотком свободы,

А Пушкин смотрит в дождевую муть
И видит в ней сияющие строчки –
И кто-то этот бесконечный путь
Дописывает до последней точки.

Да, всё не так, и не сыскать причин,
Пока судьба не доведёт до края –
Но греет свет лицейских годовщин,
Печали с каждым годом умножая.

Матюшкин, Дельвиг, Пущин, Горчаков,
Данзас и невезучий Кюхельбекер…
Кому – огни балов, кому – оков
Тяжёлый лязг и злой сибирский ветер.

А где-то там, во мгле ушедших лет,
Мечта служить Отечеству сияла…
Здесь всё не так, и объясненья нет,
Здесь свет – во мраке, а в конце – начало,

И всё – стихи, а значит, всё не зря,
Раз каждый год здесь рифмою отмечен...
И девятнадцатое октября
Вновь лицеистам обещает встречу.

* * *

Осень, осы, Иосиф Бродский,

Полинявший город неброский,

Души, вытертые словами,

Люди с крепкими головами,

Фотографии в невских водах…

На стоящих часах – свобода.

А река утекает мимо

Ленинграда, Мекки и Рима.

* * *

А в Москве – беда,

Не ходи туда.

Над Москвой горит

Не твоя звезда.

Телефонный гром,

За гудками – тишь…

Ты в Москве опять

По ночам не спишь.

В стареньком окне

Еле брезжит свет.

На слова Москвы

Не ищи ответ.

Не откроешь дверь –

Ночь пройдёт к утру.

Белое бельё

Сохнет на ветру…

Время как побег –

Нет пути назад.

И кружится снег,

И молчит Арбат.

* * *

Лицо на чёрно-белом фотоснимке,
Взгляд одинокий из иных времён,
Где слышен хрипловатый звук пластинки,
Поставленной на новый граммофон.

Там под окном высоким – мостовая
И силуэт ограды над водой.
Ворчит, темнея, туча грозовая,
Как отголосок Первой мировой.

По прошлому пока никто не плачет,
Никто не хочет повернуть назад.
Последний смертный бой ещё не начат,
И тень ещё не скрыла Петроград.

* * *

Памяти Николая Гумилёва

Август провожает стук колёс,
А в полынной горечи потери –
Облака, солёные от слёз,
И судьбы незапертые двери.

В эти двери только не входи,
Ненаписанных стихов не трогай –
Чтобы не скрестились на груди
Пуля и небесная дорога!

Может, обойдётся, и полынь
Станет колыхаться у обочин,
Снова будет солнце, неба синь,
Спелые созвездья южной ночи…

Но дорога так зовёт вперёд,
Что пути не видится иного –
Значит, август. Двадцать первый год.
Посредине странствия земного.

* * *

Старинный дом, чуть обмелевший пруд.
Молчание зовёт в знакомый сад,
Как будто прежде мы бывали тут,
Мы жили тут столетие назад.

И наша липа не забыла нас –
Всё та же нежность в шёпоте ветвей…
Ты помнишь, как закат за прудом гас,
Как пел ночами серый соловей?

Ты помнишь, как тревожно до утра
Таился в доме сумрак по углам,
Как мы мечтали, что придёт пора,
И даже время покорится нам?

Мы сохранить ни капли не смогли –
Стихи и судьбы выпиты до дна…
Но тянет нас на этот край земли,
Где ветер помнит наши имена.

* * *

Однажды поэт спросил у судьбы:
«Чего мне ждать от твоей руки?
Летнего солнца, лёгкой тропы
И стихов, что будут легки?
А может, готовишь мне горе и тьму,
Самую твёрдую земную твердь?
Быть поэтом значит идти одному,
Поэтов так рано встречает смерть».

Отвечала судьба: «Не проси меня
Заглядывать в книгу твоих стихов.
Пиши осторожно, не трать огня
И не вздумай слушать музыку слов.
Тогда я пройду и не оглянусь,
А ты проживёшь свой обычный век –
Ведь я никогда, никогда не снюсь
Тем, кто не ищет пути наверх.

Жизни, написанные от руки,
Всех прочих прекраснее и страшней.
Я тоже поэт, я люблю стихи,
И чем они лучше – тем я сильней.
Рифмы событий – моя вина,
Узор совпадений – моя игра,
А точка в конце – ещё одна
Встреча на кончике твоего пера».

* * *

В прошедшем времени о будущей войне,

О том, что непременно повторится,

Пока улыбки прошлого в цене,

И над страницей не дрожат ресницы.

Пока густеют тени, на свету

Сильнее пахнут розы и левкои,

А ветер покоряет высоту

И тихих трав земных не беспокоит.

И солнце греет, и поёт пчела,

И нежится душа, как будто в детстве –

Всё поняла и всё пережила,

И позабыла о своём наследстве.

Как странно знать, что время не пройдёт –

Поднимется, нахлынет и накроет,

Всё прочитает, всё перечеркнёт

И превратит читателей в героев.

Искать защиты под его плащом,

Не ведать глубины его колодца,

Любить грозу, которая ещё…

Которая уже вот-вот начнётся.

* * *

«Как мне пройти на вокзал?» — «Два шага, за углом».

Вот мой билет, и не страшно, что будет потом.

Ветер относит послушное время назад,

В пять отправляется поезд Петербург — Ленинград.

Будут в дороге газеты, и книги, и чай,

И за окном замелькают «люблю» и «прощай»,

Мимо пройдёт проводник и посмотрит в окно…

Всё это было в каком-то неснятом кино.

Вечером… Боже, как рано здесь станет темнеть!

Снова в купе тусклой лампе тревожно гореть.

Стынет во мраке измученный город без сна…

Скажет сосед: «Что поделать? Блокада… Война…»

Утром ненастным проснуться, где столько живых

Воспоминаний — как струй по стеклу дождевых.

Кажется, жизнь — это правда, а смерть — это ложь.

Поезд прибудет, как только закончится дождь.

Вот и вокзал, тёплый ветер сентябрьского дня…

Здесь, на перроне, никто не встречает меня.

Не потревожу любимых, друзей и врагов,

Выйду к Неве, но пойду вдоль других берегов;

Буду смотреть, как дома сиротливо глядят,

Как одинокие листья на рельсы летят,

И дожидаться, когда прогремит невпопад

Этот пропавший трамвай Ленинград — Петроград.

* * *

Прощай, Петербург! Нам уже не исправить ни строчки,
И те, кто был должен уйти, улетели без слов.
Ты знаешь, как больно взлетать, оттолкнувшись от точки,
Которую ставит твоя неземная любовь.

Ты знаешь, как сладко на крыльях твоих подниматься
До той высоты, где они превращаются в крест,
Тобой любоваться и сверху тебе улыбаться,
Сильнее любить пустоту этих проклятых мест…

Прощай – что ещё остаётся нам, кроме прощенья?
Пустая строка… Но только назад не мани.
От памяти страшной твоей – никакого спасенья,
И даже во сне, в забытьи, и в дождливые дни.

Под чёрной луной и неласковым солнечным светом,
В стихах этих улиц, где время идёт не вперёд,
Твоя красота – точно вспять повернувшая Лета,
Что всё возвращает, и мига забыть не даёт.

* * *

Листья летят с тополей,
Летняя сказка в конце.
Осень стоит у дверей
На деревянном крыльце.

Ночью не видно огней,
Утром – туман сентября.
Ветер подует сильней,
И разгорится заря,

И распахнётся вдали
Ясный и свежий простор –
Вздох опустевшей земли,
Свет серебристых озёр.

* * *

Ночная дорога из города в город.
Свет фар, словно заяц, несётся по снегу.
Темнеют далёкие низкие горы,
Темнеет закрытое тучами небо.

Деревья, как призраки, цепью безмолвной
К дороге пустынной придвинулись ближе.
Холмов невысоких спокойные волны
Качают автобус – то выше, то ниже.

Тоскливое, сладкое чувство движенья.
Бегут километры – а время застыло…
Приеду – напишется стихотворенье.
Всё будет иначе. Всё будет, как было.

* * *

Ветер промозглый. Что-то не так.
Вновь повторяю – это пустяк.
Всё пустяки по сравненью с весной.
Всё пустяки по сравненью с тобой.

Ветер холодный. Светлая мгла.
К небу под вечер тропинка легла…
Если окликну – ты отзовись!
Птица небесная, синяя высь.

* * *

Я ничего не делаю целый день.
Слушаю «Группу крови». Хочу согреться.
Я понимаю, что ночь – это только тень,
Что от теней зимы никуда не деться…

Нет ничего труднее войны в уме.
Нет ничего печальней войны на деле.
Кажется сказкой то, что на той неделе
Самой реальной жизнью казалось мне.

* * *

Наполнит ночь сомненья горький дым,
И кто-то бросит: «Это слишком просто!»…
А грустный клоун маленького роста
На цыпочках стоит, считает звёзды.
Читает звёзды. Трогает рукой.
Следит, как школьник, пальцем за строкой.

Осенний ветер горечь унесёт,
И снова самолёт пойдёт на взлёт,
И воздух станет ясным и высоким…
Мир будет, как прочитанные строки,
Написанные светом на крыле.
Оставленные Небом на земле.

* * *

Нет уже ни пустынь, ни скиний.
Город, спящий среди веков.
А Луна освещает спины
Древнегреческих облаков.

Лунный свет заливает Трою,
Неживой, неподвижный свет...
Город мой, что будет с тобою
Через несколько тысяч лет?